Александр НЕВЗОРОВ: Пошел эфир, дорогой мой. Поехали.

Аркадий МИЛ-МАН: Добрый вечер, я рад вас приветствовать. Сегодня у нас совместная программа с Александром Глебовичем Невзоровым. Я Аркадий Мил-Ман. И я надеюсь, что у нас сегодня будет очень интересный разговор, потому что мы будем говорить о том, что… Не каждый день люди говорят об этом или думают. Мы будем говорить о происхождении гениальности и фашизма. О книге, которую написал Александр Глебович Невзоров. Это очень интересная книга, я ее сейчас читаю. И сразу перейду к вопросам, которые меня уже заинтересовали, с первых страниц.

Александр НЕВЗОРОВ: Мы будем говорить не только. Аркадий, друг мой, во-первых, мы должны передать низкий поклон и привет Лене Невзлину, который нас свел.

Аркадий МИЛ-МАН: С удовольствием.

Александр НЕВЗОРОВ: В обязательном порядке. Во-вторых, мы будем говорить вообще о том, что происходит. Но мы просто будем пользоваться мною как ланцетом, как скальпелем, который действительно умеет весьма жестко и весьма цинично препарировать окружающую действительность. А уж книга — это дело второстепенное. Поехали.

Аркадий МИЛ-МАН: Поехали. «От великого до смешного один шаг», сказал Наполеон. У меня к вам вопрос: а вот от гениальности до фашизма тоже один шаг?

Александр НЕВЗОРОВ: А вы знаете, это вообще никак не связанные между собой вещи. Вообще не находящиеся ни в каком контакте и ни в какой эволюционной связке. Фашизм — это естественное, абсолютно незыблемое правило материи, которое начинается на субатомном уровне. И, вероятно, даже когда мы откроем те слои жизни материи, которые находятся еще субатомнее субатомного, — мы увидим, что и там везде существует жесточайший принцип организации материи на основе абсолютной диктатуры. И все то, что всегда было в истории человечества, просто Муссолини, в свое время романтик обозвал словом «фашизм», украв это слово, кстати говоря, у фермерских союзов. И это слово позже уже обросло концлагерями, грязью, кровью, гитлерами, путиными и так далее и так далее. Но на самом деле это был всего-навсегда так называемый классический старый порядок управления людьми. Потому что мы понимаем, что любой фараон, любой Чингисхан, любой Николай I, любой Людовик XIV демонстрировали все то же самое, но просто тогда это не называлось фашизмом. Поэтому это не связанные вещи.

А гениальность — это ремесло. Это профессия. Ее можно выбрать, и это будет всегда очень большой ошибкой, потому что это не самая доходная профессия. Она существенно уступает, в доходности по крайней мере, и знаменитым артистам, и косметологам, и ткачам вот этим, которые изобретают моды. Поэтому выбор профессии гения, я бы сказал, один из самых неудачных и глупых. 

Аркадий МИЛ-МАН: Кстати, один небольшой комментарий. Я абсолютно с вами согласен, что именно затем фашизм оброс всякими грязными делами, концлагерями и так далее. Один из элементов, например: итальянские евреи вступали в партию Муссолини. И среди фашистской партии Муссолини было очень много евреев. Там в тот момент не было антисемитизма, что интересно.

Александр НЕВЗОРОВ: Ну, в Италии антисемитизма всегда было не много, надо сказать, даже в самые лютые инквизиционные времена. Все-таки основная тяжесть антисемитизма была в Испании, она была во Франции и в Германии. В Италии она всегда была не очень заметна. Плюс, не забывайте, что Италия как государство, как страна, как единый народ образовалась феноменально поздно. Это в представлении дилетантов Леонардо да Винчи или Мондино де Луцци — итальянцы. Нет, они были четко совершенно либо гражданами Павии, либо гражданами Флоренции, либо ломбардцами. И Ломбардия еще делилась на множество различных секций и интересов, как доказали те же самые войны краснобородого, то есть Фридриха Барбароссы. Надо сказать, что тогда к антисемитизму вообще было совершенно другое отношение. И XIX век был веком во всех странах, кроме России и арабских стран, где вдруг перестало быть опасно евреем. Вот это было удивительно. И до определенного момента посмотрите на положение евреев и в Франции, и в Германии: оно было великолепным. 

Аркадий МИЛ-МАН: Я с вами согласен.

Александр НЕВЗОРОВ: Мы не реабилитируем с вами фашизм. Мы просто говорим, что этот стандартный диктаторский омерзительный порядок, который всегда был нормой в мире…

Аркадий МИЛ-МАН: В древние времена точно.

Александр НЕВЗОРОВ: К нему точно так же применимо понятие «фашизм». Мы стали негативно относиться к нему только после того, как этот порядок стал промаркирован. Мы стали замечать. Как только появилась альтернатива всему тому, что делали тамерланы или какие-нибудь иваны грозные. Вот как только появилась альтернатива, мы стали понимать, до какой степени был порочен и омерзителен стиль тогдашнего управления. Того управления, которое нам сейчас навязывают снова как единственно возможное.

А так, поймите, действительно у нас огромные сейчас возможности. Потому что мы сейчас, благодаря пониманию таких вещей… Вот почему я понимаю такие вещи и почему я удивляюсь тому, что они для кого-то являются откровением? Дело в том, что я понимаю, что ни одно событие не может завершиться, оно не может закончиться. Не бывает законченных событий. Каждое в обязательном порядке имеет то или иное продолжение. Это продолжение бесконечно, как и бесконечно начало этих событий. Понимаете меня, да?

Аркадий МИЛ-МАН: Конечно.

Александр НЕВЗОРОВ: Вот вся история — это цепи событий, неизбежно имеющие соседние звенья, предшествующие, последующие… Ничего с Луны не падает, всегда всё есть следствие чего-то. И вот эта оценка происходит на автомате. Причем это гораздо интереснее, чем просто принцип простой цепи. Каждое событие переплавляется в другое, и это движение неостановимо. Начинается с субатомных, квантовых, химических событий, молекулярных событий, клеточных событий, видовых событий, исторических событий… Чем мышление в большей или меньшей степени является профессией, тем это абсолютно очевидней. И здесь нет никакой конспирологии, это как закон Северцева, закон смены фаз, направления эволюции, закон последовательности прохождения фаз развития. Это все имеет очень четкие и очень понятные ориентиры в биологии и физиологии.

Аркадий МИЛ-МАН: Мы затронули тему антисемитизма, и я бы хотел задать вам такой вопрос — именно в этом аспекте. Среди евреев есть много нобелевских лауреатов. Мы до этого говорили о выборе профессии, как гениальности.

Александр НЕВЗОРОВ: Да, конечно.

Аркадий МИЛ-МАН: С вашей точки зрения, правильно ли вообще понятие «еврейские мозги»? Это генетика, это воспитание, это целые процессы?

Александр НЕВЗОРОВ: Во-первых, начнем с того, что у всех людей мозги абсолютно одинаковы, поскольку эволюция не занимается особями — она занимается только родами и видами. Она не предназначена для выполнения каких-то штучных задач. И она создает род или вид, и уже в зависимости от того, какую непосредственно земную судьбу проживает та или иная особь. Поймите, это как одинаковые шарики воска, но отпечатки пальцев на каждом шарике будут строго индивидуально. Вот наша индивидуальность — это отпечатки, которые наложили на нас наши болезни; книги, которые мы прочли; родители; впечатления; состояния… У всех людей мозги абсолютно одинаковые. Все зависит только от среды, условий, мотиваций.

Что касается евреев — смотря кого мы будем называть евреями. Вот сейчас я могу поковыряться у себя в памяти. По химии еврейских лауреатов нобелевской премии — 36. Это, если не ошибаюсь, 19 процентов от общего числа. Это огромное число. По физике их 56 евреев — нобелевских лауреатов. Это 25 процентов от общего числа. Ну и, самое главное, конечно, физиология и медицина. Их 59 — это 26 процентов. Но кого мы называем евреями, давайте уточним. Например, из хорошо известных и изученных мною возьмем, например, Риту Леви-Монтальчини. Совершенно блистательная. Действительно офигительный физиолог, которая совершила открытие роста нервов, компенсации нервных клеток, которая посвятила этой работе всю жизнь. Но вот родилась она в Турине, умерла она в Риме. Она никогда не была религиозной — в еврейском смысле этого слова. Потому что мы знаем, например, что когда ее хоронили, ложа Великого востока Италии признала, что Рита Леви-Монтальчини была искренней и очень серьезной масонкой.

Мы видим там, например, Артура Корнберга, который открыл возможность синтеза ДНК и РНК. Тоже феноменальный человек, еврей. Формально еврей, но он родился в Нью-Йорке, умер, если не ошибаюсь, в Лос-Анджелесе или в Филадельфии даже… И он тоже был абсолютно свободен от каких бы то ни было еврейских штучек, не был религиозен. То, что прежде всего необходимо, наверное, было для идентификации еврея даже в то время.

А вот евреев на заре науки, в тяжелую пору, мы практически не видим. То есть когда создавалась основная научная база… Я не случайно не говорю об экономике, премиях мира, нобелевских премиях по литературе… Я это все не считаю нобелевскими премиями — в общем, хлам такой. Я говорю о настоящих премиях: о физике, химии, физиологии и медицине. То, что не может быть случайным, что является результатом действительно демонстрации интеллектуального огромного превосходства. И поэтому я все эти премии мира действительно отодвигаю. Но вот видим, что, когда наука только созидалась, когда основы фундаментальные анатомии, физиологии, физики, химии закладывались, — евреев там практически не было. И абсолютные лидеры — итальянцы, за ними идут французы численно, затем англичане и немцы. Ну, там есть одиночно рассеянные Паскали. Но тем не менее мы видим, что только в XVIII–XIX веках, когда евреям наконец где-то дали свободно дышать, появляются они и в науке тоже.

Ну вот я понимаю, почему их, например, не было бы в анатомии. Не было в анатомии — потому что есть религиозные серьезные препятствия для участия религиозных евреях во вскрытиях, препарациях, в манипуляциях человеческим телом, тут все ясно.

Но говорить о каком-то особенном складе еврейского мозга мы не можем. Мы можем говорить о том, что тогда, когда наука стала великим социальным лифтом, разумеется, в этот социальный лифт кинулись те, кто не могли возвышаться в обществе по причине, скажем так, гарантированной выделенности из аристократических слоев. Из тех, кто мог подниматься только благодаря собственному имени. У евреев этого не было никогда. Поэтому для них музыка, искусство, наука были единственными социальными лифтами. Они никогда не могли чувствовать себя успокоенно. И у них была очень сильная мотивация — как у оскорбленной, обиженной, в достаточной степени обиженной подло. И эта обида превратилась во многих странах в традицию. Им необходимо было, у них всегда был великий зуд доказывать себя. И не забывайте, что еще был очень важным фактором были еврейские семьи, которые всегда помогали дорасти до определенного уровня.

Аркадий МИЛ-МАН: И всегда поощряли именно образование, единственный социальный лифт.

Александр НЕВЗОРОВ: Потому что другого пути не было.

Аркадий МИЛ-МАН: Не было.

Александр НЕВЗОРОВ: Поэтому тут нельзя вообще говорить очень каких-то уникальных свойствах мозга. Мозг вариативен. У всех он немножечко разный, но эти вариации, размерности височных зон или гиппокампа никак не влияют и никак не коррелируют ни с какими способностями, ни с какими возможностями. Это уже является совершенно бесспорным фактом. Только мотивация, только соответствующая среда, только великая потребность, фанатизм, правило даже не десяти тысяч, а тридцати тысяч часов — вот это действительно делает из человека интеллектуала. Хотя зачем ему делаться интеллектуалом, я до сих пор не понимаю. Одни только неприятности от этого интеллекта.

Аркадий МИЛ-МАН: Ну, горе от ума.

Александр НЕВЗОРОВ: Ну, там Чацкий особо умом-то не блистал, будем откровенны. Просто очень, я бы сказал, кликабельное название, хорошее.

Аркадий МИЛ-МАН: Давайте перейдем к такой ситуации, я вам расскажу. Я работал в Москве на протяжении многих лет в посольстве, общался с чиновниками различного уровня. Более менее адекватные люди, более-мене профессиональные люди. Где-то лучше, где-то хуже. Где-то умнее, где-то не очень… Но иногда у меня было впечатление, что когда я должен был достичь какого-то результата и обсуждал, и затем должно было быть принято какое-то коллективное решение… У меня было ощущение: поскольку я со всеми переговорил, со всеми договорился, все в принципе поняли, о чем идет речь и что надо делать, и в принципе на благо двух сторон должно быть принято какое-то решение, которое всем понятно.

И тут происходила каждый раз совершенно необыкновенная вещь. Вот когда эти люди собирались вместе, и среди них были действительно профессиональные люди, и вот этот коллективный разум принимал решения — у меня было ощущение каждый раз, когда этот коллективный разум собирался для принятия решения, мне казалось, что этот коллективный разум просто идиот. Ну нельзя принимать такие глупые решения, как они принимали. Почему это происходит и продолжается? Почему это было, почему это сегодня и, наверное, будет и дальше так? Как вам кажется вся эта история?

Александр НЕВЗОРОВ: Во-первых, это все имеет простое объяснение. Потому что все эти люди, которые на вас производили такое прекрасное впечатление, это, в основном, изумительная имитация интеллекта. Изумительная и порой совершенная и убедительная способность, скажем так, прикинуться мыслящим. В реальности в политике, в экономике людей мыслящих и интеллектуальных практически нет. И от того, что они производят прекрасное впечатление в разговоре, мозгов у них не прибавляется. В политике интеллект не нужен вообще. Потому что…

Поймите, у нас могут быть немножечко разные представления о том, что такое интеллект. Это не этикетные особенности. Это не умение поговорить на какую-то тему. Это умение на основании имеющихся фактов сделать один-единственный возможный вывод. Абсолютно строго и трезво относясь к фактам, не грязня картину своими эмоциями и пристрастиями.

Давайте я вам в двух словах, да и зрителям нашим это будет интересно: что такое мышление и что позволяет мышление делать?

Был такой мой любимец, которым я долго горел и который во многом меня воспитывал: Луи Жан Мари Добантон. Вы наверняка о нем не слышали даже, хотя вы человек просвещенный, без сомнения. О нем вообще никто никогда не слышал. Он был тенью Жоржа-Луи Леклерка де Бюффона. Бюффон был грандиозной, шумной фигурой, которого знает все человечество и с которого все началось. Но никто не знает, что в реальности подслеповатый Бюффон не мог препарировать, не мог заниматься сравнительной анатомией. В реальности подслеповатый, шумный, наглый и торопящийся со своими выводами Бюффон очень много бы насовершал ошибок — если бы при нем не было Луи Жан Мари Добантона.

К чему я это говорю? Это очень любопытная история. Он был в бюффоновском кабинете, он был правой рукой Бюффона. Ему притащили огромную кость. Ему притащили гигантскую костяру, которая хранилась в доказательство того, что когда-то землю населяли великаны. Как вы помните, согласно Библии, это было весьма популярной теорией. И вот эту гигантскую костяру притащили в 1762 году Добантону, который взял и немедленно ее определил как кость жирафа, причем лучевая кость жирафа. До этого Добантон никогда не видел ни жирафа, ни скелет жирафа. Но он был великим сравнительным анатомом.

Это, повторю, было в 1762 году. Экспертиза Добантона была воспринята очень иронично. Скажу, что те ассистенты, которых было очень много в бюффоновском кабинете (в основном это были итальянцы, потому что итальянцы всегда отличались мастерством в совершении препараций, мацераций, вот таких всяких действий), за глаза звали Добантона «Жираффо» и посмеивались над ним. Но Добантон не стал ни полемизировать, не стал искрить. Он просто, пользуясь своим правом, взял и записал в журнале препаратов в 1762 году, что это левая лучевая кость жирафа.

А ровно через тридцать лет (он еще работал в Королевском кабинете, это в кунсткамере при Ботаническом саду, этот Королевский кабинет получает наконец скелет жирафа. Скелет жирафа привозят, разбивают доски — и изумленным людям предстает скелет жирафа. Тут же Добантон приносит под мышкой кость и, приставив ее к этому скелету, показывает, что да, это левая лучевая кость жирафа.

И никто не понимает, как это могло произойти. Никто не понимает этой проницательности. Но Добантон листает журнал поступлений препаратов, отлистывает его на тот самый 1762 год и показывает: а вот у меня записано, что это левая лучевая кость жирафа.

И в этом не было никакой магии. Это была всего-навсего способность по одной детали воссоздать картину и догадаться о том существе, которое было когда-то обладателем этой кости.

Вот это действительно мышление. Это способность по одному звенышку угадать всю цепь.

Вот мы сейчас видим Бучу. Мы видим все, что вытворяет Россия в Украине. И мы по этому маленькому звенышку Бучи можем угадать всю историю, всю цепь событий, которая привела к этой Буче, и всю цепь событий, которые за ней последуют. Умение видеть не одно звенышко, а целую цепь событий — это и есть одна из особенностей мышления.

Этому всему учатся, это не является чем-то уникальным или врожденным. Врожденного в нас вообще нет ничего. Любой ребенок, даже если он рожден от десяти поколений нобелевских лауреатов, которые наизусть знают все языки мира, если его засунуть в тайгу в возрасте одного года и он там выживет, — он не будет знать ни собственного имени, ни человеческого языка, ни единой песни. В лучшем случае он, пойманный в десять лет, будет много онанировать, кусать медсестер того приюта, куда он попадет, за ноги. Он останется живым.

Мы понимаем, что ничего врожденного в нас нет. И только подлец Киплинг… Вот одна из самых мерзких и самых гадких книг, конечно, которые воспитывают ложное представление о человеке, это «Маугли». На самом деле ведь эта зараза Киплинг в приютах миссионерских в Индии видел этих реальных детей джунглей. И он знает, что эти реальные дети джунглей, настоящие, подлинные маугли, — разумеется, они не знали ни одного слова. Но отличить их можно было по огромным наростам на коленках и на локтях, как писал Киплинг. Наростах размером с пудинг. Потому что эти существа проводили время все равно не в прямохождении.

Мы видим, что нет ничего врожденного человеческого. Если человек не получает социально-культурную обработку, он остается абсолютно таким же животным, как гиббон, гепард или тюлень.

Но подождите. Наверное, мы отвлеклись.

Аркадий МИЛ-МАН: Мы немножко отвлеклись, но вы упомянули Бучу. Ваше определение абсолютно точно. По этому маленькому звену мы можем определить всю эту цепочку. И у меня к вам такой вопрос. У путина самая настоящая обсессия борьбы с нацистами в Украине. Где он их там нашел, что он с ними делает, почему именно этот нарратив он выбрал? Почему его вот эти фашистские мозги избрали именно этот нарратив — этих неонацистов, нацистов? И Зеленского? Помните, как он сказал в сентябре прошлого года, что западные кураторы поставили во главе современной Украины с античеловеческой сущностью этнического еврея Зеленского — для того, чтобы он занимался героизацией неонацистов… и так далее. 

Абсолютная обсессия. Почему именно эта обсессия занимает его мозги (если там вообще есть мозги). Я уже не знаю, что точно сказать, есть ли они и какие они. Но понятно, что этот человек что-то там делает…

Александр НЕВЗОРОВ: Нет, я просто могу сказать: здесь был расчет на то, что слово «нацист» максимально вколошмачено в российские мозги, в общественные российские мозги как слово, имеющее абсолютно негативный смысл. Тот смысл, который не может варьироваться, не может трактоваться как-то иначе. Они действительно шли как те самые пьяные стрелки из Луизианы, которые сперва стреляли, а потом вокруг места попадания пули рисовали мишень. Это был именно расчет на то, чтобы вызывать максимально негативную реакцию. Если бы были какие-то слова еще хуже, если были бы какие-нибудь термины еще гаже, особенно из тех терминов, которые вколочены с помощью кинематографа, советской культуры, бесконечных экзерсисов на эту тему политиков, — то, наверное, и те слова тоже пошли в ход. Им было все равно, какое слово. Они сами в принципе расисты, и они о себе это знают. Потому что русский расизм, как ни странно, — это один из самых сильных и непобедимых расизмов в мире. Но сейчас мы видим, что называется, его в деле.

Что касается мозгов путина, то я представляю себе его мозг на стекле, легко представляю себе его препарацию. Как и в любом другом мозге, мы не обнаружим в нем никаких серьезных, существенных патологий, никаких существенных отклонений. Про мозг не могу сказать. Могу сделать анализ его политической крови, если угодно.

Аркадий МИЛ-МАН: Да, это интересно как раз. Скажем так, эта ДНК кэгэбиста, она…

Александр НЕВЗОРОВ: Никаких не бывает ДНК… Бросьте, Аркаша, милый! ДНК не занимается такой херней. Не занимается. Для того, чтобы что-то закрепить в ДНК, вам нужны абсолютно особые условия и несколько миллионов лет. Вот для того, чтобы закрепить в ДНК восприимчивость к лактозе или для того, чтобы дать возможность жителям Тибета из того же количества воздуха, который берут их легкие за один вдох, получать гораздо больше кислорода. Для того, чтобы придать некоторые ничтожные, абсолютно ничтожные возможности физиологические, уходили многие и многие по крайней мере тысячелетия.

Вот сейчас мы видим, что у нас судьба несчастной планеты, в буквальном смысле этого слова, зависит от президентов, министров, глав НАТО, Пентагона, мировых разведок… И среди этих ребят есть чрезвычайно милые персонажи. Это, кстати говоря, будет ответом на ваш предыдущий вопрос.

Есть весьма милые и обаятельные персонажи. Но обратите внимание, насколько все они туповаты. События последней эпохи доказывают, что все они не умеют видеть векторы, то есть направления развития событий. Они не умеют считать и видеть, куда направляются звенья цепочки, звенья следующих событий этой удивительной цепочки истории. Они не умеют и не хотят видеть очевидности. Если бы они умели, то они бы действовали! Они бы действовали совершенно иначе, без дипломатических соплей. Без колебаний, без сомнений. Всё бы давным-давно встало на свои места, закончились бы на всей планете и смерть, и разруха.

Самый элементарный анализ политической крови путина дает следующий расклад: на 85 процентов это чистый гитлеризм. 10 процентов — это совковый чекизм. И 5 процентов — это ядовитые слюни Дугина, Ильина, Достоевского и других идеологов русского расизма.

Существо с такой «кровью», получив серьезную власть, бомбы, армию, аппарат насилия — неминуемо такое существо должно обеспечить человечество очень большой бедой, громадной бедой. Причем, отметим, у Гитлера ведь не было никакой школы. Он сволочь-самоучка.

Аркадий МИЛ-МАН: А тут была школа, а как же.

Александр НЕВЗОРОВ: Совершенно верно. Он прошел обучение в недрах КГБ и впитал в себя все, что прославило эту организацию в 1937 году. Мир осмотрительный, коллективный мир, все эти симпатичные ребята — Макроны, все эти симпатяги Байдены, вычислив особь с такими параметрами, с такими анализами политической крови, давно бы должны были ее забетонировать или изолировать. Вот это совершенно естественное решение — потому что на другой чаше весов жизни миллионов людей, а возможно, и сотен миллионов людей. Вот на одной чаше весов придурок с фантазиями, на другой чаше весов — вероятно, возможная судьба планеты. Потому что как он умеет поджигать планету в разных местах, и в самых неожиданных в том числе — в Газе, доказывает, что действительно зло всесильно и всепроникающе. Вот давным-давно его бы или изолировали, или забетонировали, если бы умели принимать правильные решения.

Но реальный мир, с которым мы имеем дело, до сих пор надеется, что у кремлевского маньяка встанет крыша на место. Что какой-нибудь наивняк из НАТО думает о каких-то переговорах. А в ООН, понимаешь ли, веруют, что сейчас путин наестся Украиной и лет на десять заляжет ее переваривать и будет тих и спокоен.

И никто не решается взглянуть страшной правде в глаза и принять некое правильное решение. При том, что, честно говоря, к нему, к путину, к спятившему вовочке, претензий-то и нее предъявишь.

Вот если у вас больной, который кусает других пациентов, крушит капельницы, пытается насиловать старую санитарку, уже насмерть загрыз практиканта и двух процедурных сестер и продолжает неистовствовать, то наказывать надо не его, не больного, а санитаров и докторов. Никак не больного.

Вот доктор Байден. Приходит доктор Байден и начинает жевать свои трагические сопли, рассказывая о сложностях в отношениях медсовета и административно-хозяйственной части. И что вот сделать этому пациенту нужную инъекцию можно будет только в тех случаях, если будет достигнут консенсус с АХЧ в вопросах покупки рубероида для котельной.

Но ведь оно так все и переводится! Ведь оно так все и звучит. А потом еще приходят немцы, которые говорят: ну вот когда свяжут сторожу носки, тогда мы поговорим про ракеты TAURUS.

То есть мы видим, что все эти симпатичные люди — как симпатичны вам были те люди, которых вы видели в Москве, да и в любых других местах, когда приходит время решений, не способны выработать единственно правильное, самое бескровное, самое гуманное, самое честное, самое естественное решение — и принять те меры, которые они принять могут. Они ведь не понимают, в какую бездну этот маленький, серый, маломозглый чекист может затолкать это несчастное человечество. Мы действительно вступаем в эпоху грандиозных проблем. И кстати говоря, и по вине Израиля тоже.

Аркадий МИЛ-МАН: Что вы имеете в виду?

Александр НЕВЗОРОВ: Я имею в виду, что вы безумно авторитетная страна. Вы не большая страна, но вы доказали, помимо способности защищаться и побеждать, вы доказали гораздо более важные вещи. Вы создали эталоны интеллектуального превосходства. И поэтому когда ваш премьер-министр попадается на примитивный крючок кремлевского манипулятора, когда он начинает верить в дружбу с Москвой, когда он засыпает на эту тему и теряет всякую бдительность… Я говорил в каком-то эфире с Израилем о том, что Библию, конечно, надо вписывать еще одну как минимум книгу, это книгу ЦАХАЛ. И она будет абсолютно в духе Библии. Но вот туда же, куда-нибудь рядышком с книгой Иова надо вписывать книгу греха нетаньяхова.

Причина понятно. Я могу сказать, Аркаша. Самые наивные люди, которых я в жизни встречал, — это были старые многоопытные евреи, которые были убеждены, что они все на свете отлично знают.

Аркадий МИЛ-МАН: Да, есть такое. 

Александр НЕВЗОРОВ: Это самые наивные люди. И вот эта наивность, которая простительна и очаровательна у старого еврея из анекдота, когда она реализовывается в руководителе такой страны, конечно, уже является серьезной проблемой и колоссальной виной.

Понятно, что, как всякий политик, и ваш Нетаньяху, тоже хитрец и лжец. Но у него нет такой спецподготовки, как у путина. И он вдруг доверяется, он вдруг открывает то, что абсолютно не надо было, — те врата, которые открывал Нетаньяху для путина, не понимая, что он имеет дело с врагом Израиля, с законченным антисемитом. С существом, которое во имя своих интересов легко принесет весь Израиль в жертву 7 октября или в любой другой день.

Аркадий МИЛ-МАН: Он это сделал. Он это сделал — причем без зазрения совести, в один момент, в одну минуту. Все.

Александр НЕВЗОРОВ: Плюс вот это желание не совать нос в российские дела «ах, тут синие трусы, ах, тут отравили, а тут посадили, а тут диктатура…» Вот желание не совать нос в российские дела, в то, что происходит внутри России, это тоже непростительный дилетантизм. Потому что то, что происходит внутри страны, является абсолютной характеристикой для руководителя этой страны. И тогда уже можно было бы выставлять диагноз путину и понимать, что Израилю не по пути. Вместо этого были вот эти «не вертите задом, вам говорят» и вообще всякие сладостные заигрывания, которые так дорого вам сегодня обошлись. Потому что я надеюсь, что ни у одного вменяемого человека нет сомнений в том, что на всей этой истории 7 октября — отпечатки московских пальцев.

Аркадий МИЛ-МАН: Отпечатки, сто процентов. И к великому сожалению, я должен отметить… Во-первых, я абсолютно с вами согласен, и с вашим анализом. Но, к сожалению, не все израильтяне еще это понимают. И не все действительно понимают, что оттуда идет самое настоящее зло. И у нас дело с этой осью зла. Не все это понимают, к великому сожалению.

Более того, я вам скажу: когда были выборы 2019 года… У нас была целая серия, пять раз мы выбирали, это были страшные несколько лет, когда не было никакой политической стабильности. В одну из этих кампаний Нетаньяху выставил огромнейшие билборды в Тель-Авиве и в других местах, где с одной стороны была фотография, где он пожимал руку Трампу, и там было написано «Высшая лига». А с другой стороны был путин, которому он пожимал руку на этих огромных билбордах, 10–15 метров, и тоже там было написано: «Высшая лига». И у этого человека, у Нетаньяху, по сегодняшний день абсолютно нет даже минимального какого-то сожаления. И по сегодняшний день он даже не сказал путину то, что он о нем думает, в особенности после 7 октября. И он еще пытался где-то как-то занять какую-то позицию, чтобы, может быть, путин смог бы его понять, почему именно Израиль воюет против ХАМАС, хотя Россия заняла абсолютно антиизраильскую позицию и прохамасскую позицию.

И тут у меня вот такой вопрос. Смотрите, путин у власти 23 года, пошел 24-й год. Нетаньяху у власти тоже огромное количество лет для нас, для Израиля, включая его первый срок как премьер-министра с 1996 по 1998 год. С 2009 года он постоянно тоже был премьер-министром, кроме одного года, 2022-го.

И вот эти два человека, которые как бы… Наверное, они все-таки одной формации, эти люди. Нетаньяху, конечно, не был в каких-то особых службах. Он действительно в армии был в спецподразделении, но потом он учился в Америке, образование получил…

Александр НЕВЗОРОВ: Нет, я не заметил ничего особо общего между ними, честно говоря.

Аркадий МИЛ-МАН: У них знаете что общее? Это желание остаться у власти при любых условиях. И не важно, что я буду делать: мне главное сидеть на этом стуле, всеми руководить, сидеть на государственной казне, раздавать всем подачки. А ответственность я в принципе ни за что не несу, ее нет. Нетаньяху после 7 октября должен быть уйти в отставку. Он говорит: нет, я не ответственен за это, это не при мне получилось. А он в принципе всю эту концепцию умиротворения ХАМАС — это он придумал. Он туда пересылал огромные количества катарских денег. Они смогли на эти деньги построить подземный город — сотни километров туннелей, бункеры.

Александр НЕВЗОРОВ: Ну, там не только он. Аркадий, я тут с вами не собираюсь спорить. Я просто вижу и понимаю глобальную ошибку Нетаньяху именно в этой ситуации. Плюс, серьезной ошибкой, которая во многом позволила всем событиям войны и всем событиям того кошмара, который нас еще ждет, стало нежелание поддерживать Украину и вот это дистанцирование от украинской войны совершенно непростительно.

Аркадий МИЛ-МАН: Это серьезная ошибка.

Александр НЕВЗОРОВ: Да, это грандиозная ошибка, потому что дело ведь не только в ваших пулеметах и «Меркава». Дело не только в изумительных ракетах и «Железных куполах». Израиль имеет огромную интеллектуальную, серьезную интеллектуальную репутацию. Это очень рафинированная страна, которая не складывалась исторически — я имею в виду в последние несколько веков, новый Израиль, –– а страна, которая вышла в лидеры мира во многом за счет того, что сумела сконцентрировать внутри себя и создать культ мозгов. И поэтому ее дистанцирование, брезгливое дистанцирование от самой героической, главной войны этого времени, во многом повредило этой войне и является серьезной политической ошибкой, которая уже обошлась Израилю дорого. И обойдется, вероятно, еще дороже.

Аркадий МИЛ-МАН: Я бы сказал, тут есть еще потеря морального ориентира.

Александр НЕВЗОРОВ: Ну, про мораль — это не ко мне, я ведь могу только препарировать, вскрывать и иметь дело со строго материальными субстанциями. Как-то про мораль мне не очень понятно. Я говорю только об ошибке, которая все равно при разделении стран на лагеря свободного мира и цивилизации и на страны, которые будут исповедовать диктатуру, расизм, примитивизм и деградацию, — все равно Россия и Израиль окажутся в совершенно разных лагерях. И тогда уже будет смешно вспоминать все эти дерьмовые игры в какую-то непонятную дружбу.

Да, многие израильтяне… Я знаю эту их черту, пристрастие и сохранение странных мифов о России. Просто очень многим не победить в себе совок. Очень многим не преодолеть в себе свое детство, те воспоминания, которые рафинировались и под воздействием времени приобрели безобидность и такую милоту. Они все равно думают, что эти воспоминания — это то, что составляет их так называемую личность.

Не надо их судить строго, это уже пусть придут следующие поколения израильтян — молодых, жестких, свирепых и очень трезвых. Вот у них уже этого мусора совкового в голове не будет.

Аркадий МИЛ-МАН: У меня к вам вопрос. Безусловно, для нас 7 октября — это страшнейшая травма. Мы еще не вышли в состояние посттравмы, мы еще находимся в самой травме и, видимо, будем там пребывать какое-то время. Потому что то, что произошло 7 октября… На мой взгляд, Израиль до 7 октября — это одна страна, после 7 октября это уже другая страна. И вот тут у меня возникает такой вопрос.

Мы допустили серьезнейшую ошибку. Какую? Мы недооценили дикарскую сущность мозгов хамасовцев. Почему мы это недооценили? Что произошло с нашими мозгами, что мы не могли предположить, что такое может случиться? То, что произошло 7 октября, ввергло нас, во-первых, в стопор какой-то, во-вторых — в травму. В-третьих, мы потеряли какие-то ориентиры, мы вдруг растерялись. Хотя мы сильные, мы умные, мы технологичные… У нас вроде бы все есть, мы вроде бы на подъеме. И оказалось, что что-то мы недосмотрели, не поняли. Что произошло с нашими мозгами? Вот на ваш взгляд, на взгляд человека, который видит эти тенденции, видит глобальные тенденции, может посмотреть на стратегическом уровне. Что с нами произошло?

Александр НЕВЗОРОВ: Дело в том, что пытаться всю эту ситуацию приписать ХАМАСу — это абсолютно неправильно. ХАМАС сам по себе не был способен на эту мерзость. ХАМАСом руководили, ХАМАС использовали как бритву. ХАМАС научили, ХАМАС подговорили. И вы просто проворонили тот момент, когда это происходило. Вы действительно, совершенно не вдаваясь ни в какие этнические подробности, мы прекрасно знаем, что большинство жителей Палестины не являются сильно развитыми людьми и не способны на какие-то тактические, стратегические и даже просто на какие-то обычные умные безобразия. Предельно примитивное скотство, скобарство, потребительство, дикая религиозность, которая лишает их последнего соображения. Ну, невозможно было от них ждать серьезной подлости, как невозможно ждать подлости от лежбища тюленей, например, или подозревать, что огромная стая гиен вдруг откроет еще одно субатомное состояние.

Это невозможно было делать. И проворонили-то вы не ХАМАС. ХАМАС сам по себе тоже, как вы знаете, интеллектуально абсолютно ничтожен. И его руководство — оно никакое. Там нет мыслителей, там нет даже идеологов. Там даже нет людей, которые… Там есть проповедники, там есть пропагандисты, которые наблатыкались, с хорошо развитой язычной мышцей подвешенной, которая позволяет им один и тот же маразм повторять по многу раз. Но сам по себе, конечно, ХАМАС был ни на что не способен. Ведь то, что сделал ХАМАС, любая организация — даже террористическая, даже представленная такими идиотами, как ХАМАС, могла бы сделать только в том случае, если бы ей были даны гарантии ее победы либо ее безнаказанности. Кто в мире мог дать этим идиотам гарантии победы или безнаказанности? Тот, кто управлял ими. Тот, кто использовал их сам непосредственно ближним касанием или делая это через чалмоносцев Ирана.

Вы в данном случае ничего не проворонили. Я тоже не жду от кресла, которое у меня стоит неподалеку от моего съемочного стола, что оно вдруг бодро застучит копытцами и попрется на кухню самостоятельно жрать мою яичницу. Не жду я этого отнюдь. Я совершенно не обязан связывать ему ножки или каким-то образом ограничивать его свободу. Вероятно, я прав в своих предположениях, что оно на это не способно. А вот если кто-то воспользуется им — то да, такое может произойти.

И вот здесь не надо на себе рвать одеяния свои и посыпать главу свою пеплом. Не надо. Вы не ХАМАС проворонили. Вы проворонили Россию. Вы проворонили очень многое в этом мире. Вы проворонили Украину — как друзей, как союзников, как людей. Поверьте мне, от ГУРа, от Буданова, который кажется таким просто проказником, но от ГУРа могли бы узнавать гораздо больше интересного и важного ваши службы, которые вроде бы такие великолепные. Но тем не менее они проворонили тоже Москву, как проворонили и ваши политики.

Аркадий МИЛ-МАН: К сожалению, да.

Александр НЕВЗОРОВ: Поэтому не грызите себя, а понимайте, что здесь причина в дилетантизме, в глупости власти вашей. Вот у такого изумительного и мудрого Израиля. Это я говорю вам как не еврей — как верная рука, друг евреев. Ребята, вам в этом вопросе надо менять. Вам много чего надо менять. Потому что если вы думаете, что вы в любой ситуации для мира будете священной коровой, что, произнеся слово «холокост», вы успокоите дебилов на всех континентах, они все застесняются и начнут грызть свои кулачки и молчать… 

Вы видели, что было — как вы проиграли информационную войну?

Аркадий МИЛ-МАН: Сто процентов.

Александр НЕВЗОРОВ: Проиграли вчистую, намертво. Только потому, что есть это еврейское высокомерие. И вы были убеждены, что какие бы несчастья с вами ни случились — весь мир будет на вашей стороне. Вы были убеждены, что вам не нужны скрытые в интернете информационные подразделения, которые в ту же секунду, не связанные никакими обязательствами больших СМИ, не связанные никакими представлениями о том, что красиво и что некрасиво, немедленно выдвинулись бы и начали бы говорить правду о происшедшем. И о 7 октября, и об этой больнице в Газе — с чего, собственно говоря, началась травля Израиля. Но вы же «выше этого»! Вам же не надо. Вы же были убеждены, что мир немедленно начнет рыдать, весь мир вместе с вами. А этого не случилось. Просто потому, что у чалмоносцев оказалось чуть больше, скажем так, хороших консультантов в том, как надо вести себя в этой ситуации.

Аркадий МИЛ-МАН: Я не могу с вами не согласиться. Я бы хотел немножко повернуть в другую сторону. Мне интересна ваша позиция, ваше видение. Что происходит с российской эмиграцией? Что происходит с этими интеллигентными людьми, которые не были согласны с политикой путина? Многие из них уехали за границу. Многие уехали в Европу, основная масса в Европе. Кто куда мог сбежал, кто куда мог уехал. 

Что это за формация, что это за люди? Это люди, которые думают о том, что они скоро вернутся в Россию, что там что-то изменится? Или это люди, которые теперь в принципе без роду без племени? Они потеряли все и, в принципе, они уже не те интеллигентные люди, которыми они когда-то были, а просто какие-то несчастные эмигранты, которые в принципе никому не нужны. Потому что в Европе к ним отношение такое амбивалентное, я бы сказал. Это не то что их кто-то поддерживает. С одной стороны, вроде как бы поддерживают. Но, с другой стороны, они ведь никому там не нужны.

Александр НЕВЗОРОВ: Ну, вообще мы все друг другу абсолютно не нужны. Мы становимся нужны только с той минуты, когда мы умеем быть нужными и когда мы являемся обладателями тех или иных умений или тех или иных достоинств. Вне зависимости от того, русский ты или нерусский, поляк ты или эфиоп, ты становишься нужен только тогда, когда ты что-то собой представляешь. В большей или меньшей степени, соотносительно, разумеется, с твоими амбициями и с твоими требованиями. Просто сам по себе русские эмигранты, я их много вижу… Да нет, знаете, они все, по крайней мере те, которые контактируют со мной, все в общем показывают изумительную стойкость, изумительную жесткость. Они оказались в новой, необъяснимой для себя ситуации. Но большинство не в состоянии преодолеть вот эту страшную гравитацию родного концлагеря, что там вечерний расстрел, что там гороховую кашу по баракам развозят… И все равно они живут в атмосфере некоей ностальгии и неких представлений о том, что они туда вернутся. И они в любом случае отсчитывают… 

Ведь ностальгия с чего начинается? Ностальгия начинается с того, что человек начинает свой обратный отсчет до того момента, когда он вернется в ту среду. Этот отсчет — это мучительная, я бы сказал, физиолого-математическая процедура, которой внутри подчинено все, которая действительно может довести до различных психозов, девиаций, которая никому еще даром не проходила.

Но есть люди, которые абсолютно трезво понимают, что таксистом в Барселоне лучше работать, чем профессором в Москве. Потому что каким бы ты ни был профессором, в Москве ты сможешь всегда трястись за свое достоинство, за свое имущество, за свою жизнь, за свои права — и никто тебе ничего не гарантирует. В любую минуту тебя могут скрутить, засунуть тебе в зад бутылку, влепить тебе пару статей для того, чтобы отобрать у тебя все. Тот несчастный контингент, который не догадался уехать, он в гораздо худшем положении, чем те, которые уехали. Уехали люди, которые продемонстрировали твердость, достоинство, желание думать, мыслить не по чьей-то указке, а по собственному разумению и основываясь на фактах.

А вот те, которые остались, тем совсем плохо. И обратите внимание, вот сейчас депутаты Госдумы предлагают отправить балерину Волочкову на принудительное психиатрическое лечение. И ту Джигурду, которая целовая эту Настеньку, что называется, в носок. Ну, в российском интернете это очень популярное видео, да и в Израиле, думаю, все это видели. Это люди, которые очень тщательно лизали зад режиму и демонстрировали полную лояльность войне, полное принятие войны. А вот сейчас, понимаешь ли, на принудительное психиатрическое лечение.

Да, пока это только инициатива депутатов, но мы знаем, что рука у них набита и свои задумки они отлично воплощают сперва в доносах, потом в приговорах и в силовых госпитализациях. Слово сказано. И понятно, что недалек тот день, когда рыдающую Волочкову Настю уволокут санитары. И в ту же самую карету с красным крестом будут сажать и Джигурду, который будет рычать и трясти космами.

Вся вообще, которая осталась эстрадно-театрально-писательская шушера, она не понимает, что в кэгэбэшно-православном царстве, в кровавом марширующем раю путина им места нету. Им тоже нет места. Их молчание о войне или их подленькое патриотическое мычание за войну уже использовал Кремль. Уже все, они уже отстрелянные гильзы. И это молчание или мычание нужны были Кремлю только на определенном этапе. И что их всех все равно зачистят — всех этих биланов, рудковских, ивлеевых. Они по своей наивности думали, что лакейством они купили себе жизнь и сохранность имущества. Да ничего подобного. Они лишние. Они точно так же не вписываются в этот марширующий рай, которым, по задумке путина, должна стать Россия. Но им и в свободном мире уже места нет — потому что они уж слишком пахуче нагадили за эти два года. Вот им гораздо хуже.

А тем крепким людям, которые восприняли эмиграцию как великое испытание и пробу на собственные человеческие качества, пригодность, способность зарабатывать, способность выживать, способность обучаться, способность приспосабливаться к другому миру… Честно говоря, я вообще немножко в другой категории, меня никто как русского и не воспринимает. Но я-то вижу людей, которые уже преодолели за эти два года эти эмигрантские комплексы и которые здесь живут абсолютно естественной французской, испанской, итальянской жизнью.

Я вообще всегда говорю, что глубочайшей ошибкой каждого из нас было то, что мы в возрасте двух-трех лет не эмигрировали из России. И то, что мы не умели и не научились жить в свободном мире и сейчас вынуждены этому учиться, понимать его законы, овладевать языком в совершенстве. Потому что без языка ты все равно остаешься неизвестно кем. Все равно остаешься, прошу прощения за выражение, русским. Я употребляю это слово не для обозначения национальности. Для меня «русский» — это не национальность, это не народ. Это некая секта, которая объединена по идеологическому признаку сдвинутости на собственном величии. Мне легко, потому что я не испытываю всего этого воздействия русской культуры.

Аркадий МИЛ-МАН: Я должен сказать, что я как раз чувствую оптимистические нотки в ваших мыслях.

Александр НЕВЗОРОВ: Да дофига! Я вообще реалист. Но если нащупывается оптимизм, то, значит, для него есть основания.

Аркадий МИЛ-МАН: Это очень хорошо. Я могу вас спросить о последних событиях, которые были сегодня в Башкортостане? И то, что там произошло. Как вам это видится? Это спонтанно или то, что все ожидали? Это часть вот этой цепочки… Мы опять возвращаемся к началу разговора. Является ли это тем звеном этой цепочки, которую мы потом увидим, когда по всей России будут происходить подобного рода действия? Или это что-то единичное и локальное?

Александр НЕВЗОРОВ: Понимаете, к сожалению, чем больше такого рода выступлений так начинается и так заканчивается, тем меньше надежд на то, что они сработают тем самым детонатором, который изнутри существенно повредит тушу режима. Потому что вообще все революции, все бунты, все мятежи должны четко следовать технологии. Любой бунт, любой мятеж, который разошелся по домам, который взял выходной или каким-то образом допустил паузу — он гарантированно будет разбит, разгромлен, все будут отловлены поодиночке и засужены. Поэтому что касается башкирского мятежа — боюсь, на нем уже можно ставить крест. Потому что мятеж, который не придерживается технологии мятежа, это уже не мятеж.

Будут ли такого рода события еще? Несомненно, будут. Потому что мы знаем, с чего возник этот мятеж. Он возник с того, что Алсынову, великолепному парню… Но он четкий совершенно патриот Башкирии, он великолепно знает историю Башкирии. Он знает, какой ценой заплатили башкиры за то, что Россия насиловала их на протяжении многих столетий. Он знает, как происходило это присоединение, он видит эту цепочку, скажем так. И вот тот приговор, который ему был вынесен, — это феерическая подлость. Ему не за что было даже штраф в триста рублей впаивать. Но вот этой всей подлостью, конечно, сейчас воняют все приговоры всех путинских судов. И это уже хорошо. Вот здесь мы уже переходим к оптимистической части нашего повествования. Потому что данная вонь, вонь подлости от приговоров, она будет усиливаться, усиливаться, усиливаться… Тогда ее учуют даже совсем безносые.

Дело в том, что сейчас этот кровавый приговорно-судебный цирк был устроен в Башкирии. Кремль панически боится именно пробуждения малых народов. Они стократно храбрее, они решительнее русских. И они отлично действительно помнят, как именно Москва делала их своей собственностью. Но мы говорим сейчас даже не о Башкирии. Мы говорим о возрастании беззакония в России. И о том, что точка невозврата в этом беззаконии давно пройдена, обратного пути нет. Чтобы сохранить преступный режим, нужны преступные приговоры. И по мере прозрения людей и естественного нарастания протеста приговоры будут все преступнее и преступнее. Это беззаконие власти будет нарастать в геометрической прогрессии. У режима нет другого вектора, и у беззакония тоже, к счастью, нет другого вектора, кроме как генерация все более и более высоких оборотом. И спасаясь, режим уже начнет откровенно беспредельничать. И тогда-то есть надежда на то, что этот адский режим путинизма начнет лопаться. Именно за счет того, что режим обречен на демонстрацию беззакония. Это беззаконие будет становиться с каждым днем все более ярким и все более заметным даже самым лояльным и индифферентным людям. Ну и плюс, не забывайте, что режим все равно не только в беззаконии — он и во всем остальном тоже обречен наращивать обороты, которые станут нестерпимыми.

Я в любом случае оптимистично смотрю, потому что я смотрю объективно. И по мне, лучше действительно всемирная ядерная война, чем жить по указке умалишенного из Кремля.

Аркадий МИЛ-МАН: Будем надеяться, что этот режим долго не проживет.

Александр НЕВЗОРОВ: Я не знаю. Я здесь не могу вам четко и строго сказать, сколько именно он проживет. Я только понимаю, что все те события, свидетелями и участниками которых мы с вами, уважаемый Аркадий, были в течение двадцатого века… Я думаю, мы примерно ровесники.

Аркадий МИЛ-МАН: Да.

Александр НЕВЗОРОВ: Вот все эти события сейчас благодаря интернету и благодаря тому, что все это уже было… Все это было уже один раз прожито. Этот совок уже один раз был. Этот фашизм уже один раз был. Этот расизм уже один раз был. Война уже была. Все равно путин идет по протопанной дорожке. События тоже гораздо легче предсказываются, потому что у нас есть блистательная возможность проводить очень четкие, очень близкие аналогии — как мы можем сделать этот «анализ крови» путина. Поэтому я предрекаю, что, конечно, все будет происходить кратно быстрее. Сколь это будет кроваво и сколь это будет трагично, я не знаю. Но пора смириться… 

Украина уже поняла, что она в эпохе бедствий, что бедствия — это часть жизни. И она приняла с великим достоинством эти бедствия. Мы не видим, что в ответ на бомбардировки жилых домов, кварталов и больниц кто-то кидается требовать мира с России. И Израиль воспринял несчастье, которое с ним произошло, совершенно должным образом, стоически, и мобилизовался так, как не смогла бы мобилизоваться ни одна другая, я подозреваю, нация мира, кроме как евреи. Это я вам говорю как человек без роду без племени.

Аркадий МИЛ-МАН: Спасибо большое за поддержку. Александр Глебович, большое вам спасибо за очень интересный разговор. Я хочу вам пожелать по нашей еврейской традиции жить до 120 лет. Потому что важно слышать то, что вы говорите. Ваши выводы о том, что происходит, очень важны. Поэтому я хотел бы, чтобы вы жили долго и были здоровым. И хотел бы вам пожелать всего самого наилучшего. Я думаю, что наши зрители должны подписываться на ваш канал — те, кто еще не подписался, и на мой канал «Азбука геополитики», ставить лайки, продвигать нас. Я думаю, что мы еще встретимся с вами.

Александр НЕВЗОРОВ: Я надеюсь. Вы великолепный собеседник. Что касается ста двадцати — наверное, это перебор. Вот моя любимица, моя и ваша, Рита Леви-Монтальчини умерла в Риме в возрасте 104 лет. Ну, мне даже столько не надо. Вспомним Ивана Петровича Павлова, который скончался в возрасте 86.

Но вообще меня, честно говоря, моя жизнь очень мало беспокоит. Просто есть некоторые вещи, которые желательно было бы успеть. Но я любой приговор судьбу восприму, скажем так, с одинаковым хладнокровием и достоинством.

Аркадий МИЛ-МАН: Вы очень интересный, достойный человек. Большое вам спасибо. Берегите себя. Спасибо большое.

Александр НЕВЗОРОВ: То же самое могу сказать и вам. Слава Украине!

Аркадий МИЛ-МАН: Слава Украине. И слава Израилю.

Александр НЕВЗОРОВ: И слава Израилю.

Аркадий МИЛ-МАН: Спасибо большое.

Александр НЕВЗОРОВ: До свидания, уважаемый.

Аркадий МИЛ-МАН: До свидания. Спасибо.