А. Невзоров: Классические «Невзоровские среды». Сегодня у меня есть собеседник. Вообще я избегаю беседовать с людьми, они мне надоели, они меня разочаровали. Сегодня исключение, потому что перед вами тот человек, который на протяжении трёх лет поражал нас всех искусством вскрывать эти страшные консервные банки под названием «пленные орки» и в какой-то степени продемонстрировал нам портрет сегодняшнего народа.

Работу Золкина я, кроме всего прочего, считаю большой антропологической работой, потому что создать такой свод персонажей, раскрыть их мотивации, продемонстрировать их невероятную ущербность и убогость… Прости, что я говорю так много, сейчас дам тебе слово. Был такой Луи де Билс, он не имел никакого медицинского образования, не знал латыни, был влюблён в анатомию — это XVII век. И он весной привёз на ярмарку в Лейден высушенную кожу человека, доведённую до совершенства, набитую всякими соломами, сеном. Это была такая уникальная на тот момент анатомическая модель. Все твои собеседники мне тоже их напоминают.

Давай начнём с того, что поговорим о природе русских пленных, а потом мы перейдём к более занимательным темам.

В. Золкин: Добрый вечер, Александр Глебович. Я очень рад, во-первых, попасть на ваш канал.

А. Невзоров: Это для меня большая честь, поверьте, я редко кому делаю комплименты.

В. Золкин: И это же меня больше всего и удивляет. Ну, одно дело пообщаться, а совсем другое дело, что вы делаете комплимент той работе, которую я провёл. И это меня удивляет, потому что, если честно, я не понимаю, что такой человек, как вы, мог найти в этих абсолютно примитивных разговорах. Ведь это же очень примитивный уровень…

А. Невзоров: Вы знаете… Нет, мой друг, нет. Во-первых, что значит — примитивный? Это реальность. Это реальность, в которой мы живём, с которой мы обязаны считаться. Эта реальность вносит коррективы в нашу с вами судьбу. Будем мы завтра живы или мертвы — зависит, к сожалению, от той реальности, от тех экспериментов, тех опытов, которые ставите вы на людях. К тому же, не забывайте, что я всегда ждал, что следующим вашим собеседником на том конце стола будет грустный хихикающий, ковыряющий стол веточкой орешника, чешущийся путин. Ну или по крайней мере Патрушев. И легко представлял себе вашу с ним беседу, и легко представлял себе ещё более поразительную и жуткую вещь: что очищенный от всей этой риторической шелухи, которую он обычно задвигает, он будет точно таким же, как контрактник из Читы. Он будет таким же пустым и таким же безмысленным. Если обстоятельства сошкурят, сдерут с него его наглость, его многозначительность, то мы увидим то же самое ничто, что мы видим на ваших допросах русских пленных.

Поэтому я легко представлял себе, как будет вести себя на допросе Белоусов. И это мне очень, в общем, помогало, потому что я очень легко умею препарировать, я умею отделять этот внешний, наносной, показушный слой из словес, из риторических фигур, из многозначительности — от человеческой сути. И наблюдая за вашей работой, с моей точки зрения действительно драгоценной, ибо вы создали…

Знаете, был такой князь Тенишев. Князь Тенишев в своё время озаботился тем, что нужно создать портрет русского человека и основал «Этнографическое бюро князя Тенишева». И во все губернии России поехали комиссары князя Тенишева, которые везде записывали причёски, свойства, обряды, поверия, суеверия, песни… Это десять гигантских томов. 

Вы сделали работу не меньшую, потому что вы всё-таки брали людей, которые находятся в своём критическом состоянии. И я не видел ни одного урода, которого бы вам не удалось раскрыть. Вы сами-то, друг мой… Вообще предполагалось, что интервью буду давать я, но, кажется, роли у нас стремительно поменялись.

В. Золкин: Ничего страшного. Я думаю, что из нашего общения должен выйти цикл.

А. Невзоров: Я надеюсь, да. Вот тебя не поражало… Есть такая вещь, как подлинная мотивация. Когда человек воин, когда человек зверь, когда человек предан делу войны, когда человек, как берсерки, как самураи, как башибузуки турецкие…

В. Золкин: Я понимаю, да, о чём вы говорите.

А. Невзоров: Почему тебя не поражало с самого начала: во всех этих орках нет воинов? Я внимательно слежу за твоими допросами. Попадался ли хоть один воин?

В. Золкин: Ну, как бы вам сказать… Воин — именно как воин? Воин ради воина?

А. Невзоров: Слушай, воина ни с чем не перепутаешь.

В. Золкин: Нет, именно таких людей… Я сейчас буду обманывать, наверное, если я скажу, что их совсем не было. Наверное, парочка была, которые мнят себя воинами, которые воюют ради войны. Парочка. Но ведь из тысячи эта парочка — представляете, какой это ничтожный процент?

А. Невзоров: Нет, далеко не каждый человек, который предполагает себя скрипачём, является Паганини. Я говорю о действительно людях, которые самураи, для которых нет другого предназначения в жизни…

В. Золкин: Давайте разберёмся к дефинициях, для того чтобы мы с вами друг друга понимали. Вот те люди, которых вы видите сейчас и на вашем канале, Telegram-канале в том числе, очень часто появляются, — россияне, которые стреляют себе в голову для того, чтобы не попасть в плен. Самообнуляются. Вот их можно подвести под категорию, о которой вы говорите?

А. Невзоров: Нет, нет. Потому что то, что я внимательно рассматривал и консультировался со своими специалистами здесь, процентов, наверное, на девяносто это так называемое соматофорное болевое помрачение: когда боль настолько сильна, когда трагедия потери части тела, кровопотери, ощущение того, что помощи не будет, ощущение того, что боль нестерпима… Вот это соматофорное болевое помрачение лишает человека абсолютно ориентации, и ему кажется, что прекращение всех физиологических процессов с помощью гранаты под голову — это отличный способ. Этих людей нельзя считать воинами ни в малейшей степени.

К тому же не забывай, что есть ещё такая вещь, как поветрие, как мода. Они ведь действительно живут в своих окопах, запугивая друг друга разговорами о том, как их будут истязать, когда их найдут подлые хохлы, что с ними будут делать, какие будут вставлять раскалённые спицы в анус… Это нагнетает.

В. Золкин: И обязательно обрежут тестикулы.

А. Невзоров: Да. Это нагнетается. Они живут и в ощущении боли. Не понимают, что плен в самом страшном случае, в самом неприятном и тяжёлом варианте для них может грозить тем, что им не доложат в борщ второй кусок мяса.

В. Золкин: Я смеюсь, но украинцам всё это очень больно слышать… Но вы правы. Так оно и есть. А по поводу того, что среди них разгоняются все эти мифы о том, что им что-то отрежут, что-то запенят… Это же делается умышленно.

А. Невзоров: Ну, это нормально. Всегда Россия воевала мясом, всегда Россия не считала мясо, всегда Россия заваливала трупами. И для того чтобы поддерживать орков в состоянии нежелания сдаться, вполне естественно, что их запугивали. Удивительно, что они запугиваются! Люди, которые живут в XXI веке, имеют интернет, имеют все кнопочки… Имеют возможность посмотреть Золкина…

Понимаешь, ты ведь удивительный тип. Вот когда с тобой эти люди разговаривают, они всё равно попадают в состояние бесконечного комфорта для себя. Это удивительно.

В. Золкин: Ну, в целом да.

А. Невзоров: Понятно, что уже прошло время с момента пленения. Понятно, что все шоковые состояния позади. Понятно, что они осознали, падлы такие, свою ценность: что они обменные единицы.

В. Золкин: И к этому времени они уже успели пообщаться с представителями Международного Красного Креста, ООН, которые им рассказали об их правах. У них появились права. Они вдруг начинают осознавать, что у человека могут быть права: говорить или не говорить, отказаться от интервью или согласиться… 

И здесь я хотел маленькое, но важное уточнение сделать. Вы говорите «допросы». И, в общем, так говорят все. Потому что подразумевается, что когда человек в плену — значит, его обязательно допрашивают. Я хотел бы сказать, что допросы — это прерогатива правоохранительных органов.

А. Невзоров: Ты не допрашивал, нет. Я просто называю твои с ними беседы допросами исключительно ради упрощения терминологии и понятности для зрителя. Это не допросы. Но было бы оскорбительным для тебя, друг мой, назвать это беседами с этими подонками. Ты всё-таки выступаешь… 

Нет такого слова, которое характеризовало бы. Нет того жанра, его ещё не придумали, он ещё не устаканился. Это, конечно, не допрос. Но это ни в коем случае и не беседа, потому что ты…

В. Золкин: Если беседа подразумевает что-то приятное…

А. Невзоров: Не приятное, но близкое.

В. Золкин: Ну конечно, это не беседа в таком случае, да.

А. Невзоров: Понимаешь, мог бы ты беседовать с гуманоидами? У меня от них ощущение абсолютных гуманоидов.

В. Золкин: Это правда. Ну, для того чтобы ответить на ваш вопрос, я, наверное, должен привести пример нескольких типов основных, с которыми я общаюсь. И вот выберите: есть ли среди них берсерки или их там не существует.

Типа первый и самый распространённый. Называется он «мобилизованный». Все мобилизованные пришли воевать ровно по двум причинам. Причина первая: потому что их бы посадили в тюрьму. Причина вторая: потому что они ещё хотят заработать денег, которые им пообещали. Фоном на это всё накладывается пропаганда из телевизора о том, что украинцы плохие. Правда, толком объяснить, почему украинцы плохие, они не могут, потому что слушали они эту пропаганду фоном, под сто грамм, за пельмешками. Знают, что плохие украинцы. Почему? — да пёс его знает, почему.

Это первый такой тип — мобилизованные, который делится на два подтипа: за деньгами он пошёл или просто чтобы не посадили. Или и то и другое.

Потом идут контрактники. Вот среди контрактников, может быть, и есть эти люди. Но что правда — большинство контрактников пошли потому, что они были посажены на такой крючок, я его называю «ипотечный крючок». Там есть какая-то очень хитрая схема, при которой военному в России дают почти всё, что он может хотеть: квартиру, в которую он может заселить свою семью, зарплату, всяческие льготы. Но дают ему это всё в долг. И вот если он в какой-то один момент оступается и отказывается выполнять приказ, у него это всё могут забрать. Более того, он ещё должен будет выплатить за это всё. То есть мало того что он станет бомжом — он ещё станет бомжом-должником, вместе со всей своей семьёй. 

Эти контрактники-ипотечники — это довольно весомая часть вообще всех военных российских контрактников, которые идут. Идут они все за материальными благами. Естественно, о каком-то воине в данном контексте довольно сложно рассуждать. У воина совершенно другие мотивы, никак не финансовые. 

Дальше есть те, которые ушли из тюрьмы. А, нет, их сейчас тоже можно разделить на два типа: одни уже ушли из тюрьмы, куда их посадили, а вторые пошли на так называемую СВО, чтобы их не посадили. По сути, это одно и то же. Сейчас российская правоохранительная система, если её можно так назвать, она полностью работает авральными темпами на то, чтобы быстренько привлечь кого угодно, притянуть его в райотдел, в отделение полиции — и быстренько ему там предложить отправиться погибнуть. Этим занимается вся правоохранительная система России. И банковская, кстати говоря, тоже: потому что очень быстро пытаются их загнать в кредиты всякие. А для того, чтобы расплатиться с кредитами, он снова таки должен пойти и умереть. Какие среди них воины, я не знаю.

Однако же было несколько человек, которые шли воевать, по их утверждению, просто потому, что приказ. Для них не было ничего больше. «Я военный, у меня есть приказ, и я должен его выполнять». И все истории этих людей показывают, что они действительно готовы были воевать и умереть. Они даже были готовы стрельнуть себе в голову. У меня были такие, которые не из-за боли и не из-за тех всех феноменов, которые вы прекрасно описали, — а просто потому, что есть угроза попасть в плен. И вот он стоит, приставляет себе дуло к горлу или к подбородку и собирается застрелиться или подорваться гранатой. Что им мешало в этих ситуациях? Там разные варианты. Но суть в том, что в плен они всё-таки попадали. 

Наверное, этих людей можно назвать воинами по крайней мере. Ну, не так, чтобы аж прям самураями. Но, наверное, их можно назвать воинами, которые действительно… То, что при этом их это никак положительно с интеллектуальной точки зрения не характеризует, это факт. Они так и не поняли, зачем они пошли воевать, куда они пошли воевать и за что они пошли воевать. Этого они так и не поняли. Но суть в том, что они изначально выполняли приказ. Они считали это своим долгом и были готовы за это умереть.

А. Невзоров: Ну смотри, давай тогда сейчас на секундочку я тебя прерву, потому что у нас есть зрители, которым наверняка интересны сегодняшние, имеющие непосредственное отношение к нашей беседе новости.

Ты знаешь, что сражаются не только армии, но сражаются между собой ещё и валюты. И рубль давно ползал с перерезанным горлом, но на днях ему доллар выпустил ещё и кишки. И несомненно, эта расправа будет продолжена и россияне получат наконец ту степень нищеты, к которой стремятся. При этом обо всяких там обрушениях экономики, коллапсах, кризисах можно не вспоминать. Все эти цивилизационные понятия не будут иметь к России никакого отношения просто потому, что она будет уходить в свою родную пещеру.

Но, как я полагаю, а ты меня поправь, если я неправ… Я полагаю, если полный экономический крах России, абсолютно естественный, который сегодня может полностью исказить русскую жизнь, запад продемонстрировал в ответ на этот дурацкий фейковый «Орешник», сделав с рублём то, что он захотел. И думать, что остановить войну или затруднить войну таким образом, было бы предельно наивно. Потому что что будет в результате так называемого экономического краха? Будет стремительное, ещё более зримое и злое обнищание, которое вынудит переться на фронт то быдло, которое пока ещё отсиживалось и дорожило своими конечностями. Война станет вообще единственной возможностью заработка и всосёт в себя очередные сотни тысяч провинциалов и столичников.

И всё это одичавшее в нищете быдло будет ещё более управляемо при помощи пропаганды. И в свою агональную стадию Россия войдёт не мученицей в белых ризах, а в совершенно антисанитарном состоянии. Это всё произойдёт, только если у кремлёвского вовочки всё-таки отсохнет та рука, которая у него постоянно тянется к ядерной кнопке.

Ты понимаешь, что в реальности, из-за чего все эти долларовые истории происходят — из-за того, разумеется, что вова неконтролируемо включает станок, печатает эти бессмысленные денежки. И будет этим заниматься и дальше. И вот эти деклассированные, спившиеся, никому не нужные, не имеющие никаких перспектив в жизни люди, которым стыдно… Причём меня трудно заподозрить в симпатиях или даже в снисхождении к оркам, для меня они все одинаковы. Чтобы ты понимал, я не делю их на плохих и хороших. Они все, включая солдат, военные преступники для меня.

В. Золкин: Даже те, которых теоретически можно с натяжкой назвать воинами. Нужно сразу оговориться, извините, что среди нацистов тоже были такие люди, которые шли выполнять приказ…

А. Невзоров: Ты имеешь в виду германский нацизм?

В. Золкин: Конечно, да. И среди фашистов, с чем они там борются, были тоже люди, которые готовы были пойти и умереть за приказ, который им отдавал их фюрер.

А. Невзоров: Правильно. Но там было таких гораздо больше. Там были действительно абсолютно идеологизированные люди, дисциплинированные, в отличие от всего этого быдла, которое сегодня демонстрируешь нам.

Я же не случайно называю их орками. Я называю их орками не для того, чтобы унизить, оскорбить. Но эта абсолютная стерильность от какого бы то ни было человеческого содержания…

В. Золкин: Да.

А. Невзоров: От какого бы то ни было смысла их жизни. Сегодня у нас в России… У них в России — прошу прощения за старую привычку. У них в России судят такого депутата Горинова, антивоенного, храброго. Знаешь, за что его судят? Орки собрались и судят его за то, что он не орк! Орки судят человека за то, что он не ест человечину. За то, что у него не капает гной из-под ногтей. За то, что он пахнет человеком, что он иначе говорит, что у него антироссийские шевеления пальцами… 

Коммуняки в СССР всё-таки были честнее и разумнее. Они сразу понимали, что имеют дело с иной формой жизни и представителей рода Homo — людей, которых они обнаруживали на территории Советского Союза, — они сразу выдворяли за пределы совка. И в этом была своя пещерная, но логика. Это было подло, но тем не менее это было в известной степени благородно. Эти абсолютно неспособны к этому.

Как ты полагаешь, друг мой, вот сейчас история с долларом неизбежно вызовет виток обнищания и новый виток на фронте. Причём, если два года назад всё-таки это шёл какой-то, условно говоря, орковский первый сорт, сейчас пойдёт третий и четвёртый сорт — те, которые боялись до последней минуты. И вот сейчас у них не будет другого выхода.

В. Золкин: Если говорить об этапах — первый сорт, второй сорт… Когда я говорил с первыми, с первой волной, я думал: господи, какие же они тупые! В принципе, для того чтобы на их фоне быть почти гением, достаточно иметь пять-шесть классов образования церковно-приходской школы. Потому что впечатление, что у них этого образования вообще просто нет. Но когда шла первая волна — мобилизованные, контрактники, которых взяли и всех скопом отправили на учения…

А. Невзоров: Да, помню.

В. Золкин: Мы удивлялись, что они какие-то очень тупые. Мы не думали, что такое может быть. И мы подумали: наверное, сейчас пойдут те, которые уже сознательно идут, которые уже понимают, куда идут, — и наверное, эти будут поумнее. Было очень большим поначалу ещё большим разочарованием, когда я понял, что вторая волна ещё тупее, чем первая.

Потому что у первых было хоть какое-то оправдание. Они не понимали, куда они идут. И когда я говорю с нашими украинскими журналистами, они не верят мне. Но я действительно убеждён в том, что большинство российских оккупантов из первой волны не понимали, что происходит, и не понимали, куда их отправляют. Потому что в зависимости от степени бодунища их командира им по-разному объясняли вообще, что происходит. 

В лучшем случае им могли объяснить, если самое подробное объяснение, то оно выглядело следующим образом. «Значит, там прячутся по лесам какие-то нацисты, но они сопротивления никакого не будут оказывать. А вообще-то мы идём на Киев маршем, нам просто нужно показать нашу мощь. А в Киеве нас уже ждут. В общем, там пройдём, парад проведём и вернёмся». Вот приблизительно так им это объясняли.

Естественно, честно говоря, даже попадались мне как минимум два абсолютно вменяемых офицера, молодых, правда, лейтенантов, которые, попав в окружение украинских самых обыкновенных фермеров с берданками — пенсионеров, которые взяли всё, что могли — всё, что у них могло просто стрелять, окружали этих российских военных (у которых, кстати говоря, ломались танки, заканчивалось топливо… Они даже этого  не смогли рассчитать). И некоторые молодые офицеры, лейтенанты, они додумывались брать свой личный состав, подходить к местным жителям, поднимать руки и сдаваться в плен. У меня было несколько таких человек, о которых я прямо даже могу сказать: молодцы. Просто вообще нормальные люди. 

Я не знаю, как они… Наверное, по принципу, как в «Обитаемом острове». Там были выродки, которые не велись на все эти локаторы пропагандистские. Ну, наверное, в России тоже есть часть таких людей, которые каким-то образом не ведутся на эту пропагандистскую машину.

А если говорить о долларе… Во-первых, я с вами абсолютно согласен. Во-первых, здесь тоже можно разделить на два момента. Момент первый. Я уже очень давно пытался объяснить им… Что бесполезно — я признаю: это бесполезно. И втолковать, что те миллионы, которые вам обещают, которые вы вроде как должны заработать. Во-первых, скорее всего, вы их никогда не увидите. А во-вторых, если вы их увидите, то к тому времени они просто превратятся уже в фантики, в пыль. К этому, собственно, и идет.

Потому что все эти сумасшедшие миллионы — их чем-то нужно выплачивать. Да, они их напечатают, они их выплатят. Но если кто-то думает, что весь этот обвал экономики, инфляция, падение рубля каким-то образом поспособствует тому, что они перестанут идти в Украину воевать или что производство военное российское упадёт от этого — нет. К сожалению, не упадёт. И не перестанут они идти. Потому что это народ до такой степени тупой… Я в этом уже имел возможность убедиться, что всё то, о чём мы с вами сейчас говорим, они не поймут. Они этого даже не услышат. У них сейчас идёт по телевизору Соловьёв абсолютно сумасшедший, который что кричит сейчас какую-то чушь.

У меня недавно был на интервью, на одном из последних, я уже месяц этого не делаю. Но на одном из последних интервью был такой, по фамилии Сучков. Этот Сучков был обвинён в пособничестве подрыва Дарьи Дугиной, если вы помните ещё.

А. Невзоров: Да, естественно. Конечно помню.

В. Золкин: Так вот, её подорвали. А подорвала её якобы женщина из Украины Наталья Вовк, если я не ошибаюсь. И вот для этой Натальи Вовк техпаспорт, свидетельство о регистрации транспортного средства подделывал вот этот Сучков, который попал ко мне на разговор. И когда об этом узнали российские пропагандисты, у них всех начали полыхать их пятые точки. У всех, у самых разных. И это дошло и до Соловьёва, который начал зачитывать в эфире все эти возмущения и начал сам возмущаться и кричать: кто этого врага, подонка, врага родины, отправил воевать?! Как можно было такое допустить! Это просто СБУ или ГУР вытянули таким образом своего агента! Он кричал и возмущался.

То есть мы провернули такую суперспецоперацию. Сначала он пособничал женщине, которая подорвала Дарью Дугину, потом сел в тюрьму, и потом мы как-то поспособствовали тому, чтобы он попал на СВО и сразу же к нам в плен. Представляете, какая сложная конструкция?

А. Невзоров: Ну, как все тупые, они очень любят конспирологию. 

В. Золкин: Да. Чем больше он наговорит, тем меньше шансов, что это вообще кто-то поймёт, а значит, все в это поверят. Но я ломаю всю его конспирологию вот так: заберите по обмену вашего Сучкова. Просто заберите нашего агента, мы его вам отдаём прямо сейчас, пожалуйста. Всё. Никто не задумывался над таким простым ходом? Видимо, нет. Поэтому эти люди не услышат и не узнают.

А. Невзоров: Не забывай, что есть ещё такой… Притом что, чтобы нас с тобой здесь не упрекнули в нацизме, в русофобии, в каких-нибудь патологических наклонностях, я тебе могу сказать, как большой специалист в этих вопросах, что никаких таких генетических секретов у русских нет. Они такие же абсолютно люди. И выращенные в нормальных условиях, получившие нормальное образование, в других условиях (не в токсичных условиях России: в условиях России нормальные люди не вырастают), ничем не отличаются от бельгийца, украинца, француза, поляка. Там всё в порядке. Разумеется, генетика не занимается таким бредом, геному на мутирование нужно гораздо больше времени, чем какие-то триста-четыреста лет. Не сравнимо.

Не забывай, что ещё работает так называемая преступная дрессировка. Это сознательное лишение народа, людей, представителей какой бы то ни было, даже самой минимальной интеллектуальности. Это нетрудно сделать. И в течение двадцати лет этим занималась и любимая моя РПЦ тоже. Кстати говоря, вот стало много сегодня известно. Вот ты ещё не знаешь кое-чего. Ты много чего знаешь.

Но ты знаешь, что look…

В. Золкин: Внешний вид?

А. Невзоров: Ну да. Вот вообще, грубо говоря, подбор. Стал известен look Иисуса Иосифовича Христа в момент его второго пришествия. И он, вероятно, по мысли патриарха Гундяева, будет одет в очень пышное манто из переливающихся ядерных взрывов, с опушкой из облаков радиоактивной пыли. А на голове у него будет такая изящная грибовидная шапочка, килотонн на триста. 

Дело в том, что сегодня Гундяев… Казалось бы, дальше ему некуда было бы маразмировать, но он нашёл новые высоты. Он сообщил, что примерно так будет выглядеть этот самый Христос в момент второго пришествия, и что не надо бояться ядерной катастрофы христианину. То есть больного Гуню накачали фармакологией и послали готовить к концу света публику. К тому концу света, который действительно искренне хочет владимир путин.  И Гуня не подкачал.

В. Золкин: И большая часть населения России.

А. Невзоров: Ты знаешь, скорее всего да. Потому что когда искали объяснения звериной и тупой, но тем не менее храбрости, например суворовских солдат… Искали французы, искали поляки, искали австрийцы. Они в конце концов догадались, что дело в том, что существует такой лозунг: «Родина или смерть». Люди всегда выбирали смерть, потому что родина была гораздо страшнее. Участь на родине…

В. Золкин: Жить не очень хочется. А когда тебе плохо, то лучше, чтобы все вокруг погибли. Логика простая очень.

А. Невзоров: Да. И сегодня же, кстати говоря, Гундяев дал понять аудитории, что, в общем, никакого другого выхода из этой преступной войны, кроме ядерной катастрофы, для всех не предвидится. Это было абсолютно официально, у них там открылась очередная сессия державного поповника, очень пафосное мероприятие — Всемирный русский народный собор. И, в общем, эта точка зрения уже может считаться абсолютно официальной, потому что любой другой вариант, кроме ядерного взрыва, чреват гораздо более страшными вещами: посадкой путина, посадкой Гундяева. А это страшнее любого апокалипсиса для русского человека.

И чтобы не допустить такого кошмара, как посадка или казнь путина, необходимо устроить всемирную ядерную бойню. Это я тебе вкратце пересказываю то, что сегодня официально было сообщено патриархом Московским и Всея Руси Кириллом аудитории, которая перед ним собралась. Ну и за счёт трансляционных возможностей с этим могли ознакомиться абсолютно все. Чтобы ты понимал, до какой степени это страна безумия и абсурда. Уже всё доведено. Действительно, для них другого варианта нет.

Рассчитывать на разумность, на каких-то мифических генералов, которые пробьют табакерками путинскую лысину, я бы не рекомендовал.

В. Золкин: Присоединяюсь.

А. Невзоров: Там некому. Там нет ни единой личности. Русский генерал — это самое униженное, самое заподленное, самое опущенное существо из всех возможных. Потому что для того, чтобы стать генералом при путине, надо быть абсолютно стерильным от каких бы то ни было личностных качеств. Личностные качества подозрительны. А если у подозрительного лица под командованием двадцать тысяч стволов — конечно, никто никогда его в генералы не пропустит.

К тому же, вообще, наверное, не надо обольщаться. Ну вот у нас был, помнишь, генерал от кинематографа Никита Михалков. Все уже забыли, но, например, когда во дни ковидова нашествия — было такое, Михалков, как ты помнишь, публично паниковал и убивался, что при помощи прививки ему вставят в голову чип Билла Гейтса. Это было! Это сохранилось и в интернете, и в архивах телевидения.

В. Золкин: Я множество раз показывал военнопленных видео и спрашивал их, что они об этом думают. Даже без лишних комментариев. Я им включал того самого Михалкова, который говорил, что у нас есть в биолабораториях выращенные птички, которые непременно должны полететь на Россию и — внимание! — они каким-то образом должны уничтожить не россиян, а славян. То есть это очень умные птицы. У них, во-первых, есть географическая привязка, они знают, куда лететь. А во-вторых, этническая, что ли? Они должны найти ген славян и уничтожить именно славян.

А. Невзоров: Они должны быть талантливыми микробиологами. Они должны довольно быстренько считывать особенности генома, учитывая то, что, как ты сам понимаешь, там каша чудовищная. Но она чудовищная у всех народов.

В. Золкин: Я вообще в это никогда не верил и никогда во внимание не брал.

А. Невзоров: Ну, тут надо понимать. Когда была эта история с тем, что Михалкову через укол вставят в мозг чип Билла Гейтса, потом всё-таки выяснилось, что в голове Михалкова был обнаружен не чип Билла Гейтса, а мозг Виктории Бони. Это ещё более, я бы сказал, тяжёлый груз.

В. Золкин: Ну, это американцы. Чего от них можно ожидать вообще…

А. Невзоров: То есть мы видим абсолютную деинтеллектуализацию нации, которая, конечно, сделана вручную, сделана искусственно. И мы понимаем, что это не короткий процесс, что надо было как минимум действительно двадцать лет формировать быдло для того, чтобы иметь этот послушный скот, который можно будет легко погнать. Понятное дело, что путин действительно рассчитывал удавить Украину за три дня. Это понятно.

В. Золкин: Да. Запасов было ровно столько, топлива было ровно столько, всего было ровно столько. Да, он планировал три дня.

А. Невзоров: Но он понимал, что за этими тремя днями наступит необходимость жесточайшей оккупации. То есть, грубо говоря, всеукраинская Буча. Резня, выдавливание, вылавливание… Он плохо представлял себе, что такое Украина и её боевой потенциал. Тем не менее, он понимал, что всё равно нужно будет строить большой концлагерь, что ситуация будет непростой. Возможно, не всегда она будет гладкой. Но ему нужны были люди, которые не только не умеют задавать вопросов, но которые даже слова «вопрос» не знают. 

И вот с ними всеми имеешь дело ты.

В. Золкин: Я просто хотел выступить… Я хотел проадвокатировать пленных на фоне Михалкова, если можно.

А. Невзоров: Ну, ты знаешь, они всё-таки поумнее, да. Это безусловно.

В. Золкин: Процентов пятьдесят из них, послушав бред Михалкова, так и сказали: «Да это же бред какой-то». При этом по реакции на их лице я видел, что появилось что-то человеческое. Человеческие черты.

Есть такое слово — искренность. Они искренне считали, что это бред. Так что Михалков… Я просто у вас поинтересоваться хотел. Вы как вообще думаете, с ним эта метаморфоза случилась по-настоящему? Или он продолжает играть? И туда же Дюжева сразу же можно, с его недавней речью — там, где он плакал, восхищаясь российскими солдатами, которые гибнут за родину. Возможно, вы видели.

А. Невзоров: Да, я обречён. У меня Telegram-канал с миллионом и сто с чем-то тысяч подписчиков. Я обречён смотреть эту муру, прежде чем её ставить.

В. Золкин: Так они играют? Это актёрская игра?

А. Невзоров: Нет, это не актёрская игра в данном случае. Просто пойми, само понятие «режиссёр» канонизировано и сакрализировано. На самом деле для того, чтобы делать приличное кино, никакими особыми мозгами располагать не надо. Я понимаю, насколько это сложно воспринять, но с твоей точки зрения, может ли человек абсолютно невменяемый, тупой и серый, делать хорошую художественную литературу?

В. Золкин: Да вряд ли. Если у него воображения нет, как он может…

А. Невзоров: Подожди. Ну вот смотри. Есть человек, который верит в спиритизм, тратит 200 тысяч, весь семейный капитал, на то, чтобы вызывать духов. Человек, который видит в газете напечатанное на первой полосе сообщение о так называемом «чуде Коттингли». «Чудо в Коттингли» — это ситуация, когда две милые английские девочки решили вырезать из картона маленьких фей. Это была эпоха, когда очень модно было всё фотографировать, первые большие фотоаппараты. И они вот этих картонных фей, которых они отлично рисовали, расставляли между одуванчиков, фиалок, фотографировали. Потом они всё это послали по газетам. Сенсация была бешеная. И этот человек, о котором мы говорим, сдвинутый на спиритизме, видит эти фотографии — и с абсолютной серьёзностью приводит эти фотографии в доказательство того, что существует мир фей; в доказательство того, что существуют духи, которые осязаемы и ощутимы. Тебе этот человек кажется идиотом?

В. Золкин: Ну… я понял. Этот человек должен писать фентези.

А. Невзоров: Секундочку. Тебе этот человек кажется идиотом?

В. Золкин: Ох… Идиот — это же медицинский термин.

А. Невзоров: Нет, это не вполне медицинский термин.

В. Золкин: Он мне кажется невменяемым.

А. Невзоров: Отлично. Знаешь его фамилию?

В. Золкин: Боюсь, нет.

А. Невзоров: Сэр Артур Конан Дойл, автор «Шерлока Холмса». Человек, который претендовал на глубокий интеллектуализм, который рассказывал о методах мышления, который создавал действительно прелестные образы. И на проверку он оказался просто, к сожалению, тупым идиотом, который легко повёлся на фокус двух девочек из английского поместья Коттингли.

В. Золкин: Можно рассуждать тут, можно говорить о его воображении. Тут можно говорить о том, что он не полный идиот, а конкретно в некоторых моментах он невменяемый, а так-то он вообще отдаёт себе отчёт по жизни в своих действиях и вообще во всём происходящем… Я сразу подумал, что вы имеете в виду полностью невменяемых…

А. Невзоров: Нет, не полностью. Я просто говорю… И такая же история с режиссёрами. Такая же история со спортсменами, такая же история с артистами. Всё-таки мышление — это отдельное ремесло, которому надо учиться всю жизнь и которое требует, к сожалению, чудовищного цинизма, которое требует предельного хладнокровия, помимо огромных знаний. 

Поэтому удивляться тому, что Михалков дурак, наверное, не надо. Ему как бы ничего другого и не полагается. Но мы видим эту ужасную картину абсолютно деградированной, деинтеллектуализированной страны. И чёрт с ними. Если им это нравится, пусть так живут. Но, к сожалению, эта деинтеллектуализированность гарантирует приток на фронт и бесконечье войны.

В. Золкин: Да. И поделать с этим что-то крайне сложно, я понял. Через два с половиной года общения с ними я понял наконец-то: какое бы у меня ни было упорство и усердие в этом вопросе, до меня всё-таки дошло, что повлиять на интеллектуально атрофированный народ почти невозможно.

А. Невзоров: Расскажи мне, пожалуйста… Ты же наверняка с ними много общался — помимо того, что попадало в кадр. Меня интересует религиозность. Меня интересуют проявления… Я понимаю, что верующих нет, да? Великолепно понимаю это, потому что вера — это абсолютно другое состояние. Это состояние, когда не надо делать над собой усилий для того, чтобы убеждать себя в реальности архангелов и возможности мёртвого раввина совершить вертикальный взлёт в стратосферу. Да, прости меня, дорогой.

В. Золкин: Нет, я люблю слушать ваши все… Ваш изящный троллинг вот этой веры…

А. Невзоров: Это не троллинг.

В. Золкин: И всего, с этим связанного. Я же вас ещё спрашивал в личной беседе. Я говорю: как же так получается, что вы вот так весело постоянно троллите всех этих православных и передаёте привет Габышеву? А Габышев, как известно, шаман. И я-то грешным делом подумал, что, может быть, вы как-то всё-таки верите в какие-то там потусторонние… Мистицизм какой-то…

А. Невзоров: Нет, я не верю ни в какие… Я абсолютно чужд этому, мне всё это одинаково смешно, для меня это всё одинаковые бредни. Габышев просто беззащитный, чистый и храбрый человек. И мне на самом деле абсолютно безразлично мировоззрение человека. Я подтруниваю, я могу издеваться. В конце концов, если человек не хочет, чтобы над его религией смеялись, он всегда может выбрать для себя не такую смешную религию. Я не понимаю, в чём проблема вообще — взять и поменять.

Притом что я могу сказать, что вера — это совсем другое состояние. Вера абсолютно недостижима в современности — просто потому, что мировоззрение уже разбавлено ядом науки, даже у самых дремучих, самых тупых. К примеру, чтобы ты понимал, греки, когда читали «Илиаду», были убеждены, что знакомятся с документом, где Зевс, Арес были такими же персонажами, как Патрокл или любой другой герой Троянской войны. То есть это было картиной мировоззрения.

До французских энциклопедистов, до моего любимца Ламетри как бы атеизма настоящего не существовало. Я не говорю, что атеизм — очень хорошо. Я атеист поневоле, я атеист под грузом тех знаний, которые у меня есть, и моего собственного опыта и понимания вздорности точки зрения моих оппонентов религиозных. Притом что — нет, бывают случаи истинной веры. Я помню, несколько лет назад. 

В Москве есть такая церквушка Воздвиженья, в Алтуфьево. И там прихожанин то ли выдавил, то ли вырвал себе оба глаза. Вот прямо в этом поповнике, в церкви. Он решил буквально следовать наставлениям Священного писания христиан, которое предписывает удалить себе орган зрения в том случае, если он его соблазняет. Была, как я понимаю, весна, юбки укоротились. Вероятно, действительно что-то… Его увезла скорая, зрение восстановлению не подлежит, я отследил его историю болезни.

Можно вспомнить Пятую главу Матфея и Девятую главу Марка. Там вполне категорически сказано, что если глаз, рука или нога соблазняют христианина на блуд или посторонние мысли, то они должны быть ампутированы, удалены.

В. Золкин: «Член» — там сказано. «Любой твой член».

А. Невзоров: Сейчас, подожди, файл у меня откроется. «Если же правый правый глаз соблазняет тебя — вырви его и брось от себя. Если правая рука соблазняет тебя — отсеки её и брось от себя…» и так далее. То есть, по идее, возле церквей всё должно быть завалено выдавленными и вырванными глазами, отрезанными руками, ногами… 

Верующие так называемые говорят, что это всё образно, это всё неконкретно. Нет, там как раз всё абсолютно конкретно, прямое указание без всяких метафор и иносказаний. Категоричное указание бога поступить именно так. Притом что, кстати говоря, любопытно: бог их демонстрирует какое-то феноменальное невежество в вопросах элементарной физиологии человека, полагая, что человека может искушать глаз, рука или нога. То есть он думает, что чувственная, репродуктивная эмоция возникает, например, в ноге. Я всегда прошу передать…

Кстати, если вам когда-нибудь на допрос приведут христианского бога на разговор, пойманного там, на Донбассе, то вы передайте, пожалуйста, этому товарищу: чтобы решить вопрос соблазнов, надо удалять не ногу, а делать, что называется, экстирпацию локальных отделов мозга, которые отвечают за их возникновение.

И вот у меня к тебе вопрос. На каком уровне религиозности этого всего орочьего стада, попадающего в кадр? Ответственно отнесись, Вова.

В. Золкин: Ответственно отношусь. Потому что неоднократно с ними спорил. Кстати, по поводу попадания или непопадания в кадр. Реально, 99,9 процентов моего общения с ними попадает в кадр. Не попадает в кадр тот момент, когда их заводят и когда их выводят. И то по той лишь причине, когда в камеру телефона попадает конвоир, который их приводит.

А. Невзоров: Ну понятно.

В. Золкин: Для того чтобы его не блюрить, не вырезать этого человека, не показывать. Вот только по этой причине эта часть разговора не входит. Потому что, слушайте, может, кто-то превратно это понимает. Когда я туда прихожу, мне надо записать двоих-троих хотя бы, чтобы это было два-три видео. Если я ещё буду тратить время на задушевные разговоры, помимо этих видео — знаете, я умом тронусь. Я и так уже не вполне нормально себя чувствую…

А. Невзоров: Нет, я тебе могу сказать как специалист: я не заметил ни одного тревожного симптома. Если бы я заметил, я бы потом аккуратно тебе об этом сказал по телефону.

В. Золкин: Спасибо. Если что, вы говорите обязательно. Собственно, никаких таких бесед мы с ними не ведём. Да и о религиозности… Вы знаете, в чём она заключается?

А. Невзоров: Бывает. Если в человеке есть религиозность, она кипит. Я не говорю про религиозных неофитов, новообращённых, фанатиков, которые стремятся. Я не говорю про сектантов, для которых…

В. Золкин: Нет, я понимаю, о чём вы говорите. Только она не кипит…

А. Невзоров: Грубо говоря, булькает бытовая религиозность. В каком она сейчас находится градусе?

В. Золкин: Она находится как раз на том градусе, чтобы ею можно было оправдать то, что уже ничем другим больше не оправдывается. То есть она не кипит, не бурлит, не поднимает крышку. Она вот так вот, знаете, такая мутная вода. И иногда из неё такой — бульк… что-то такое появляется, такая бульбашка — українською мовою, пузырик такой лопает — и всё, идут лёгкие волны, и дальше это всё оседает. В чём это выражается, одному богу известно… Как богу будет угодно, так всё…

Ещё одна концепция — как можно уйти от любого разговора, от любого простейшего вопроса. «Что ваш сын делает здесь, в Украине?» «Почему он сюда поехал?» «А что было бы, если бы он погиб?» В основном такие разговоры даже не с пленными, а с их родственниками.

А. Невзоров: Да, я наблюдал.

В. Золкин: Именно вот эти меня несколько раз, по правде, выводили из себя прям полностью. «А если бы он погиб?» — «Бог рассудит. Как будет Богу угодно, так и будет». «Вы откуда?» — «А я из церкви только что пришла». «А ваш сын вот тут у нас людей убивал. А вы из церкви пришли. Ваш Бог как смотрит на убийство людей?» — «Мне это неизвестно, этого я не скажу. Это всё большая политика». 

То есть их религиозность находится на том же уровне, что и понимание политических процессов, и вообще каких-либо процессов. Они этим оправдывают каким-то образом своё существование. Дают ответы на те вопросы, которые им, собственно говоря, дают, видимо, в церкви на проповедях. Как-то успокаивают, помогают им влачить своё бессмысленное существование. Вот на этом уровне да, у них религиозность присутствует.

А. Невзоров: То есть она поверхностная, безмысленная и, скорее, такой очень тонкий слой лакировки на обычной серости и невежестве, правильно?

В. Золкин: Как и всё остальное. Они сотканы из этого. Я просто удивляюсь. Есть сейчас так называемая российская оппозиция. Я не знаю, как вы к ним относитесь, я хотел бы ещё об этом потом поговорить как-нибудь. Будет, может быть, у нас об этом разговор. Так вот, они себя позиционируют… Точнее, не позиционируют. Они постоянно повторяют: «Не все русские такие, не надо всех под одну гребёнку…» И я говорю: да, не все такие. А зачем вы постоянно говорите одно и то же, что и так понятно. Но давайте возьмём во внимание второй фактор: почти все такие.

И если понимать второй фактор, что почти все такие, то, наверное, вы тогда не будете так часто повторять первую вашу мантру, что не все такие. А если вы сомневаетесь в моих словах, что почти все такие — ну тогда у меня к вам другой вопрос: а как часто вы вообще разговаривали с этим, что называется, глубинным народом? Потому что я не русский оппозиционер и вообще, к счастью, не русский. И не россиянин, и не хочу никоим образом этого всего касаться. Но я, в отличие от этой оппозиции, пообщался с этим глубинным народом на протяжении двух с половиной лет. 

И вот как так получается, что какой-то украинский блогер, журналист, знает лучше глубинный народ, чем те люди, которые позиционируют себя как «из народа»? Которые говорят «от народа», которые берут на себя дерзновение утверждать, какие русские. А знаете ли вы этих русских, общались ли вы с ними? Почему вы себя окружили интеллигенцией или псевдоинтеллигенцией и на основании общения с ними — а это даже не один процент, это какие-то сотые процента… Почему вы на основании общения с этой интеллигенцией делаете выводы о том, как на сегодняшний день выглядит этот самый русский народ?

Приезжайте, пообщайтесь с пленными. Сто штук хотя бы пусть через вас пройдёт — и тогда вы возьмёте ответ: все такие или не все такие.

Не все такие, ещё раз повторяю. Просто нормальных практически не осталось, вот в чём дело. И тут вопросы и религии, и любые другие… Всё их сознание окутано какими-то шаблонами, сути которых они не понимают. Это такой же шаблон, как, например, «богу угодно», «как бог рассудит, так и будет…» Потом следующий идёт за ним «Политикой я не интересуюсь». Потом следующий, который нивелирует вообще любую необходимость думать о чём-либо, это гениальный ответ. По их меркам, гениальный. «Всей правды мы не знаем». Всё.

А. Невзоров: Понятно, дорогой мой.

В. Золкин: Всей правды, конечно, не знает никто.

А. Невзоров: Нет, ну почему? Что значит, всей правды не знает никто? Вся правда, которая находится, скажем так, в пределах эксперимента, в пределах доступности, не является тайной. Я видел несколько русских, которые имеют абсолютно ясную картину реальности. Предположим, трёх-четырёх человек. Оппозиция не относится к этим людям. Они не имеют реальной картины ни той страны, к которой они себя самих причисляют, ни той страны, в которой они живут на данный момент — той же самой Украины, Польши, Германии. 

Нет. Просто надо понимать, что вообще так называемая российская оппозиция оказалась одним из самых ужасных блефов. Это всё люди, которые увезли с собой эти вот частички серости, частички слепоты. Которые не сумели преодолеть в себе… 

Я же говорю, что для меня Кац — это образец русского человека. Абсолютнейший русский. Я говорю, что русские — это секта, которые объединены одним предрассудком, одним глубоко расистским убеждением, что им можно то, чего нельзя всем другим. И о том, что они избранные. О том, что они исключение. И этот мотив, скажем так, избранности и исключительности, глубочайше поразил всю так называемую оппозицию. 

Мы с тобой как-нибудь на тему оппозиции ещё переговорим. Сейчас мы уже выбрали практически всё время в эфире. Друг мой, я ужасно был рад с вами пообщаться. Я для себя это считаю честью. А вашу работу считаю одной из самых важных в деле военной информации. Авторитетной и серьёзной военной информации.

В. Золкин: Спасибо большое. Я надеюсь. Правда, час для беседы с вами — это как пять минут, знаете?

А. Невзоров: Мы будем встречаться.

В. Золкин: Я успел много чего услышать… Но мне же, в отличие от вас…

А. Невзоров: Нет, если у тебя есть какой-то вопрос — давай. Мы ещё чуть-чуть можем.

В. Золкин: Нет, если у вас исчерпалось время, то okay. Я хотел одну буквально реплику по поводу вопроса.

А. Невзоров: Да, дорогой.

В. Золкин: Я ничего не знаю про Каца. Я его видел несколько раз — ну, такой… человек и человек. Я не готов говорить о них персонально, потому что я не знаю их.

А. Невзоров: И не надо. И не надо.

В. Золкин: У нас в Украине так весело, у нас такое насыщенное информационное пространство, что я не успею просто разобрать Кацев. У нас парки отбракованных мин…

А. Невзоров: Не надо, он не стоит разговора о нём. Он неплохой, он, возможно, хочет как лучше… Но не стоит тратить на него время.

В. Золкин: Я о другом. Да, возможно, не знаю. Может быть, он просто очень хороший парень и они все тоже отличные. Я же им ничего плохого не желаю. Я просто слышал такие реплики: «Я сидел в тюрьме…» Ну, какой-то оппозиционер говорит. «Я сидел в тюрьме, мне вот такие пачки писем приходили от россиян. Вот такие, — показывает, — пачки писем, представляете?» 

И я себе представляю, сколько в этих пачках писем. Сколько — сто писем, да? Теперь дальше, берём: сколько из этих ста писем написали ему эфэсбэшники? Хотел сказать — кагэбэшники, чтобы что-то пробить, перепробить… Теперь понимаем, что да, наверное, нашлось пятьдесят россиян, которые ему написали эти письма. Но не нужно по этим пятидесяти делать вывод о том, кто сегодня готов идти в Украину убивать людей. И не только в Украину. Кого сегодня можно сорвать и отправить в любую страну убивать людей? Это не эти пятьдесят человек.

А. Невзоров: Согласен. Притом что вот такая пачка — это примерно 320–340 писем, я говорю это на основании личного опыта. Но это 340 писем от 140-миллионной страны. Я думаю, что мне не удастся вот так мгновенно высчитать те нули процентов. Это не является не то что репрезентативным — это не является вообще ничем. Мы видим это согласие, тупое и примитивное согласие с войной. Мы видим неспособность поднять глаза чуть выше телевизора и задуматься над тем, что происходит. К сожалению.

Да, там есть масса чудесных людей. Но эти чудесные люди, считай, находятся в рабстве у орков. Проблема заключается в том, что они не хотят, чтобы с них спиливали орочьи кандалы. В орочьих кандалах им, знаешь, как-то уютнее.

В общем, друг мой…

Слава Украине!

В. Золкин: Героям слава. Жыве Беларусь!

А. Невзоров: Ну, взялся я тянуть по жизни шамана Сашу Габышева. Я, будучи тысячепроцентным атеистом. Тем не менее я всё равно его не брошу.

В. Золкин: Я же понимаю, что вы ему симпатизируете просто как хорошему человеку.

А. Невзоров: Храбрецу. Слушай, храбрость — это такая редкость гигантская!

В. Золкин: И путин-то его действительно забздел, правда? Он испугался!

А. Невзоров: Конечно.

В. Золкин: Это удивительно.

А. Невзоров: Он вообще указывает нам… Своим особым садизмом он указывает нам на людей достойных. Вот кого он действительно травит, кого он действительно преследует, кого он ненавидит, кого он боится — это гарантированно достойный человек. А травлю всегда можно вычислить либо по прямым приметам, как с Габышевым, либо по косвенным. Кто не даёт ему покоя? Я думаю, каждый тут для себя сделает вывод сам.

В. Золкин: Да, оставим троеточие. И, я надеюсь, продолжим ещё нашу беседу. 

А. Невзоров: Обязательно.

В. Золкин: Потому что у меня вопросы только накапливаются. Если будет возможность у вас, пожалуйста, приходите. У меня на канале пообщаемся.

А. Невзоров: Я обещал в следующий раз уже явиться к вам на канал. И я это обещание в ближайшее время выполню.

В. Золкин: Спасибо большое. Спасибо большое за этот эфир. Хочу поблагодарить всех зрителей. Читаю комментарии, не успеваю ответить ни на один, как вы понимаете. Ну, да. Надеюсь, продолжим и там ещё пообщаемся.

А. Невзоров: Обязательно, обязательно. До свидания.

Новостей особых нет — таких, чтобы ради них стоило продлеваться. До свидания.